— Вовка, а твои когда вернутся? — краснолицый пухлый мальчишка, немного сгорбившись, возвышался на высоком вращающемся стуле, покорно опустив мясистые ладошки на колени.

БОЛЕЕ МИЛЛИОНА ГОРОДОВ ВЕЩАНИЯ...

ЕДИНСТВЕННАЯ ЛЕГАЛЬНАЯ РАДИОСЕТЬ НА ПЛАНЕТЕ...

ГЛОБАЛИТИ-ЭКСТРА — ЭТО ТВОЯ ВОЛНА



— С добрым утром, с добрым утром все, кто уже проснулся, и все, кто еще спит на просторах континентов, на нашей огромной планете. Напоминаю, что в столице столиц шесть утра, стартует новый час на Глобалити-экстра, и с вами с шести утра до шести вечера я, Славик Метелко, надеюсь, мы с вами отлично проведем время.

Ким Андреевич Каманин вышел из координации, когда ему исполнилось семьдесят. Не потому, что чувствовал себя старым, и даже не потому, что ему надоело, по выражению нынешней молодежи, «корчить из себя Пандема». Просто он понял вдруг — с удивлением, — что люди ему безразличны.

Пандем. Розовая «двойка» без имени вышла из-под контроля Трассы, перешла на ручное управление и увеличила скорость почти вдвое. Трасса едва успевала расчищать перед ней дорогу (а поток был плотный), отбрасывая к обочинам прочие, управляемые снаружи машины; раздвинуть собственные границы Трасса, увы, не могла.

Джеми с Лешкой играли в «топ» — шарили по окрестностям «крупной камерой», подглядывали реалку как она есть, поначалу ничего интересного в поле зрения не попадало, к тому же на многих окнах стояли заглушки от чужого любопытства, они уже хотели свертываться и идти кататься на Трассу — когда вдруг увидели этого парня, он стоял на летающей платформе и смотрел вниз, и в лице его было что-то такое, что Джеми, бывший в тот момент оператором, задержал на нем кадр.

Орбитальный мусорщик застрял в пусковом узле, срывая график, грозя катастрофой. Шурка — Александр Александрович Тамилов — таращил глаза и кашлял на всю диспетчерскую, потому что минеральная вода не идет впрок, если ее пить наспех и нервно.

Киев окутала крыльями ночь. Сквозь пролетающие облака холодным светом мерцал шар луны. Ветер гнал по улочкам пыль и сухие листья. Ярополк зябко поежился, звякнув кольчугой и перехватив сулицу, потер веки. Нелегка караульная служба, особливо в ночи. Град во мрак погружается, лишь редкие искорки факелов обходящих улицы дозорных вспыхивают на краткий миг, чтоб тут же погаснуть. Темные пятна домов, чуть поблескивающие в свете луны деревянные кровли — вот и все что видать стражнику со стены княжьего терема. Редко в каком оконце теплится огонек — вновь взлетела цена на воск, свечи экономят.Лишь в княжеской обители светлы окна — но не от щедрот владыки, нет. И не оттого натоплено жарко, что жовтень холоднымвыдался. Потому слуги бледны как мел, что скосила князя хворь. И по всему видать — не жилец...

Утром они сдали биохимию на «плюс» и теперь валяли дурака.
Сперва гонялись за мячом просто так. Потом подключили дистанционку; разыгрались до того, что пришлось надеть маски, чтобы ревущий в воздухе убойный мяч не припечатал по морде (а это неприятно даже без сенсорного режима, или «щекоталки», как теперь его принято было называть.)

К тридцати годам Юджин Травников имел общественный статус столь внушительный, что ему завидовал даже собственный отец, знаменитый во всем мире художник. Хотя отец, конечно, делал вид, что не завидует Юджину, а заботится о нем.

Он почему-то думал, что между окончательным формированием экспедиции и стартом должно пройти хотя бы полгода. Он полагал, что люди, отправляющиеся в космос навсегда, должны получить что-то вроде последнего отпуска. Побыть с родными хоть месяц. Увидеть горы, море, вернуться на родину — пусть на несколько дней.